За что борется Зюзин
Редакционная статья
Правительство не первый месяц обсуждает план спасения «Мечела». Гигантская компания набрала изрядное количество разношерстных активов, а для их покупки залезла в долги. Параллельно цены на уголь, руду и металл на мировых рынках начали падать, а вместе с ними и маржа горнорудной компании.
Основными кредиторами «Мечела» являются государственные банки: Сбербанк, ВТБ, Газпромбанк и ВЭБ, которым он должен порядка 180 млрд рублей. Раз в две недели появляется новая схема спасения компании от банкротства, и с каждым разом эти схемы все изощреннее. Сначала обсуждался простой выкуп у «Мечела» железной дороги Улак-Эльга на деньги федерального бюджета, позднее — конвертируемые в акции облигации, последний вариант — объединение активов «Мечела», «Евраза», шахты «Распадская» и «Амурметалла». Но все эти варианты спасения в итоге не получают развития. Все упирается в фигуру владельца «Мечела» Игоря Зюзина. Он не собирается расставаться с контролем над компанией. Это его детище, и других игрушек вроде яхт, домов за границей или побочных бизнесов у него нет.
Зюзин — угольщик до мозга костей, трудовую карьеру он начинал горным мастером на «Распадской». Уголь он любит, знает и чувствует, в отличие от металлургических активов, которые накупил задорого, а потом экстренно с убытками распродал. С точки зрения стерильного бизнеса Зюзин, мягко говоря, необычный предприниматель. С другой стороны, без таких людей удаленные сырьевые провинции действительно не освоить.
Если взглянуть на «Мечел» пристальнее, то видно, что за массой ошибок у Зюзина есть и стратегия, и понимание того, куда ему двигаться, что осваивать и что покупать. При этом цена лишь циферки на бумаге. Зюзин дальше всех своих конкурентов продвинулся в строительстве российского аналога австралийской Rio Tinto или бразильской Vale. Если бы не кризис 2008-го и не вторая волна просадки на металлургическом рынке в 2011-2014 годах, если бы еще пять лет роста, то Зюзин стал бы в один ряд с мировыми горнорудными гигантами. Не удалось. А надо ли оно нам? Надо.
Освоить Восточную Сибирь и Дальний Восток мы можем только посредством сырьевых проектов. Строить IT-промышленность, научные институты или машиностроительные предприятия там, где нет ни дорог, ни электричества, ни населения, в зонах вечной мерзлоты утопично. Но добывать руду, уголь, газ и нефть можно. По такому пути идут слабозаселенные Канада и Австралия. Путь этот по силам и российскому востоку. Но без мощной консолидированной компании освоить ресурсы Сибири или Дальнего Востока мы не сможем.
Для такого рывка нужны огромные финансовые ресурсы, компетенции не только отраслевые, например горнорудные или газовые, но и из смежных отраслей — строительства трубопроводов, дорог, целых городов.
Возможно, Эльга действительно соответствует стратегическим государственным задачам промышленного и территориального развития. Но вокруг Нерюнгри есть еще около десятка месторождений, которые можно поднимать и осваивать с опорой на уже имеющуюся инфраструктуру и трудовые ресурсы этого города. Напомним, что в советские времена проблемами размещения производительных сил занимались десятки научных институтов во главе с советом по изучению производительных сил, легендарным СОПС. Любопытно вспомнить, что под проект освоения угольных месторождений в районе Нерюнгри, давший жизнь этому якутскому городу, в СССР был получен солидный японский кредит и гарантии многолетнего сбыта угля в Японию. А кто теперь даст гарантии, что Эльга будет нужна лет через пять-семь? Кроме угля возить по построенной ветке нечего, значит, и дорога в этом случае не окупится.
Пока у государства нет эффективных инструментов инвестирования в стратегическую инфраструктуру. Даже госбанки не имеют возможности кредитовать соответствующие проекты, как за рубежом, под 1-3% годовых на длительные сроки: в инструкциях ЦБ, к примеру, инфраструктура относится к третьей группе риска, резервирование под которую для банков устанавливается на уровне 75%.